Светлая Седмица.  

На что мне адская печать  
На окровавленные крылья?  
Когда приходится кричать,  
Мычать, чтоб душу не убили.  

Когда задуется свеча  
У лебединой нашей песни,  
Услышу как бы невзначай -  
Христос Воскрес! и ты - воскресни!  

* * *  

Задыхаюсь рыдающим небом,  
Бью поклоны на облаке лобном,  
Пахнет черным с кислинкою хлебом,  
Пахнет белым с искринкою гробом.  

По садам ли гуляют по вишенным  
Палачи мои с острым топориком?  
По сердцам ли шныряют по выжженным  
Две невесты мои, как две горлинки?!  

Молодятся молитвы на паперти,  
Согрешившей души и отверженной,  
Ах, с ума вы сегодня не спятите,  
Спите, будете крепко утешены.  

Я не верю ни черту, ни дьяволу,  
И в крапиве за древней избушкою,  
Как невеста, зацветшая яблоня  
Кое-что мне шепнула на ушко.  

Я поднялся к ней пьяно-оборванный,  
Как ромашка от ветра покачиваясь,  
И как будто держали за горло,  
Я прослушал все то, что назначено.  

И сказала она удивительно  
Кротко, просто, а значит, искусно:  
То, что стал я писать – ослепительно,  
То, что стал я так пить – это грустно.  

То, что стал я хулой темных всадников,  
То, что стал я хвалой падших ангелов,  
Что пьют водку и в светле, и затемно  
И шабят «Беломор» в мокрых валенках.  

И на плечи дала мне огромного  
Ослепительно-вещего ворона,  
Он в глаза посмотрел мне холодные,  
А потом отвернулся в ту сторону,  

Где стояла босая и белая,  
Майским градом еще не убитая,  
И весна, и любовь моя первая  
Со своими немыми молитвами.  

Вся в слезах и, как будто в наручниках,  
Кисти рук у нее перевязаны,  
Со своими подругами лучшими,  
Со своими лучистыми сказками.  

Нет, они от меня не шарахались,  
А стояли в молчании скорбном,  
Как невесты царя, что с шалавами,  
С шалопаями встретятся скоро.  

На плечах моих ворон не каркнет,  
На устах моих слово не вздрогнет,  
И летит голова моя камнем  
К их стопам, где слезами намокнет.  

Сохрани и помилуя мя, Боже!  
Сокруши сатану в моем сердце,  
Неужели удел мне положен,  
Там у печки с антихристом греться?  

Сохрани и помилуя мя, Дева  
И Пречистая Богоматерь,  
Пока губится бренное тело,  
Пусть души моей смерть не захватит.  

Сохрани и помилуй в восторгах  
Меня, грешного нынче и грязного,  
Под холодной звездою востока,  
И с глазами еще не завязанными.  

Мы повержены, но не повешены,  
Мы придушены, но не потушены,  
И словами мы светимся теми же,  
Что на белых хоругвях разбужены.  

Помяни нас в свое воскресение,  
Где разбитой звездой восклицания,  
Где и пьяный-то замер Есенин,  
Все свиданья со мной отрицая,  

Пусть хоть был он и мотом, и вором,  
Все равно мы покрепче той свары,  
Все равно мы повыше той своры,  
Все равно мы позвонче той славы.  

Соловьев на знаменах не надо  
Вышивать, выживать нам придется,  
Как обрубленным яблоням сада,  
Как загубленным ядом колодцам.  

И пока не погасло светило  
Наших дней, обагренных скандалом,  
Ничего нас с тобой не смутило,  
Ничего нас с тобой не судило,  
Да и Слово сиять не устало.  

Разлучить нас с тобою – нелепо,  
Муза! Муза в малиновом платье,  
Ты – Мария Стюарт, и на этом  
Все же вышьем мы царскою гладью.  

Что концы наши в наших истоках  
И что нет отреченья и страха.  
Каждый стих наш – преступной листовкой,  
За который костер или плаха!  

Пусть бывает нам больно и плохо,  
Не впервой нам такие браслеты,  
И зимой собираем по крохам  
Нашей юности знойное лето.  

Что же скажет угрюмый мой ворон?!  
Ничего... просто гость и не больше,  
Ничего, просто дикая фора  
Слова, жившего дальше и дольше.  

Вот и все, да и тайн больше нету,  
Музы, музы, покатим на дачу.  
Задыхаясь рыдающим небом,  
О себе я уже не заплачу!..  

* * *  

Я родился, чтобы пропеть,  
отзвенеть на ветру осиной.  
Я родился, чтобы терпеть  
смех твой звонкий и свет твой синий.  
Я родился, чтобы понять  
век погромный и миг наш краткий.  
Я влюбился, чтобы обнять  
мир огромный и стан твой сладкий,  
виноградную гроздь сломать,  
гвоздь погнуть и шагнуть в бессмертье.  
Я родился, чтобы с ума  
вас свести, как рисунок с меди.  
И вдали черешневых глаз,  
звездам преданный как собака,  
я родился, чтобы хоть раз  
на груди у счастья заплакать.  
В этом зеркале – небеса.  
В небесах – золотая тайна.  
Тайна в том, что я написал,  
ведь родился я не случайно!..  

***  

Мне бы только лист и свет,  
мне бы только свет и лист,  
неба на семнадцать лет,  
хлеба на полночный вист.  
Редких обмороков рвань,  
рифмой роковую связь,  
чтоб она, лесная лань,  
всех наказов слушалась.  
Ножницы, чтоб розы стричь,  
финку, чтобы в душу лезть,  
и ресниц опальных - бич,  
и в чернильных пятнах - месть.  
Марку на слепой конверт,  
синий ящик в переулке,  
где колотятся ко мне  
письма пухлые, как булки.  
Смехом выпрошенный йод  
и под правым глазом - шрам...  
Остальное заживет,  
пошевеливайся сам.  
А еще хочу снежок  
неизвестной дамы в спину,  
а еще хочу флажок  
красный лишь наполовину.  
Больше нечего желать.  
Я - домашнее заданье,  
обо мне переживать -  
в августе брести садами.  
Не взошел еще горнист  
молодых моих ошибок.  
Ты не горбись, а гордись,  
что злодейского пошива.  
Но зевает чья-то тень,  
и за пазухой ее  
нашей славы лютый день  
динамитом накален.  
Непонятным не понять.  
Неустроенным - устроить.  
А по ком в Москве звонят,  
это - памятник, пустое.  
Мне бы только лист и свет.  
Мне бы только свет и лист.  
Это мой насущный хлеб.  
Это мой насущный риск.  
На растерянной земле,  
там, где певчим жить прохладно,  
буду в бронзовой семье,  
а поклонницы - охраной.  
Ты за плечи грусть возьми.  
Не заплечных дел ведь мастер,  
я вернулся в мир казнить  
всех, кто был фальшивой масти!  

***

Сиреневый кафтан моих обид...  
Мой финиш сломан, мой пароль убит.  
И сам я на себя немного лгу,  
скрипач, транжир у поседевших губ.

Но буду я у родины в гостях  
до гробовой, как говорится, крышки,  
и самые любимые простят  
мой псевдоним, который стоит вышки.  

Я женщину любимую любил,  
но ничего и небосвод не понял,  
и сердца заколдованный рубин  
последнюю мою молитву отнял.  

Гори, костер, гори, моя звезда.  
И пусть, как падший ангел, я расстрелян,  
Но будут юность в МВД листать,  
когда стихи любовницы разделят.  

А мне не страшно, мне совсем светло,  
земного шара полюбил я шутки...  
В гробу увижу красное стекло  
и голубую подпись незабудки!