С поправкой из лекции - годится это для линейного отрезка. Момент бифуркации определяется метаэволюцией - цели и протекание которой хорошо описаны Блаватской в её Тайной доктрине, но учеными не рассматривается. Ну и бог с ним - значит время ещё не пришло. Хватит нам и атомной бомбы...

Так дело в том, что теория Дарвина не даёт ответ о происхождении, а только об улучшении на линейном отрезке. И генетики, кстати, утверждают, что им неизвестны положительные мутации от воздействия радиации и прочих такого рода факторов. Правда неизвестно пока что там с встраиванием вирусов...

Всячина из жж )) Правда я практически ничего не понял. Многа букав потому что. Либо со мной что не так.

"Имунная система работает, или - "Бог уберег".

КГ/АМ

Если там есть про что-то еще, то я этого не понял в силу ограниченных умственных способностей и малого словарного запаса.

Часть 1. Вредные мутации и искусственная жизнь

Часть 2. Голый землекоп и школьная биология

1. <...>
Д.И.: По-моему, «вредная» и «полезная» употребляется не в смысле бытовой аксиологии «хорошо» и «плохо», «ешьте дети молоко - будете здоровы», а в смысле эволюционной перспективы?
К.П.: Да, вредные и полезные – это определяется по приспособленности организма. Приспособленность - это, по понятиям Дарвина (и это правильные понятия), количество детей, доживших до половозрелости. Количество потомков, доживших до половозрелости.
Д.И.: То есть вы дарвинист?
К.П.: Основы эволюции открыл Дарвин, и все эти основы совершено верные, всё правильно. Просто сейчас эволюция развивается глубже и детальнее. Однако идеология вся идет от Дарвина. Так вот, и вредность мутации – это то, насколько данная мутация уменьшает количество детей, доживших до половозрелости. Ее можно измерять в процентах. Если, например, мутация убирает 1% от приспособленности или 50% или, в худшем случае, 100% - это летальная мутация, с такой не живут.
<...>
К.П.: И вредность мутации, и польза мутации – вещи, не четко детерминированные. Иногда может меняться среда - и то, что было вредным, может стать полезным или наоборот. И есть огромный класс мутаций, влияние которых на приспособленность почти нулевая. То есть они чуть-чуть отрицательные, есть маленький минус или очень чуть-чуть положительные. Их называют эффективно нейтральными, потому что, видимо, отбор в виде того большого пальца, который нажимает reboot, или в виде Господа Бога, не может заметить такие маленькие мутации. И в итоге получается, что молекулярная эволюция, возможно, большей своей частью идет за счет этих почти что нулевых эффектов. Это называется «нейтральная теория молекулярной эволюции», она была высказана уже лет 40 назад, и это правильный способ думать о молекулярной эволюции. Есть удобная нулевая гипотеза молекулярной эволюции. Нулевая гипотеза того, как мы эволюционируем. Если мы берем, например, геномы человека и геномы шимпанзе и сравниваем их, то первое, о чем мы думаем, что, наверное, все изменения нейтральные. Потому что они в эволюции накопились за счет этих мутаций, которые влияют на приспособленность на 0 или 0,000001.
Б.Д.: То есть по умолчанию предполагаем, что нейтральная, а прочее надо доказать?
Д.И.: Не приносит никакой эффект в популяцию, не уменьшает ее?
К.П.: Совершенно верно, по умолчанию мы думаем, что все различия между геномом человека и геномом шимпанзе или любыми двумя сравниваемыми геномами – это нейтральные мутации. А далее, если мы видим, что динамика этих мутаций как-то отличается от нашего ожидания, тогда мы можем доказать, что некоторые мутации действительно вредные, а некоторые - положительные, полезные, или еще их называют дарвиновские. Но это отклонение от нейтральной гипотезы. А первый способ, правильный, видимо, способ - думать, что все различия - нейтральные, вызванные такими накопленными очень слабовредными или очень слабополезными мутациями.
<...>
К.П.: Теоретически возможно всё. [/color]
Д.И.: То есть мы можем поменять конституцию человека, поскольку она связана с метаболизмом.
К.П.: Да, и если продолжать эту тему, то недавно была сконструирована полностью искусственная бактерия. То есть был геном бактерии, который сделали в химической лаборатории, и в качестве натурального вида взяли бактерию микоплазму, у нее порядка 400 генов в дикой популяции.
[color=gray]Д.И.: В дикой популяции?
К.П.: В диком виде. У микоплазмы есть в геноме 400 генов. Это очень маленький компактный геном, и именно с него имело смысл начинать пробовать делать такие смелые технологические изменения. Именно с нее сделали геном полностью в пробирках. Получили его в химической лаборатории, кусочек за кусочком собрали всю последовательность - и дальше посадили это в клеточную оболочку от бактерии. А дальше этот организм ожил, и через несколько поколений этот полностью искусственный организм, полностью искусственный вид, обновил свою оболочку, белки, и это стала абсолютно новая бактерия.
Более того, из 400 генов, которые были в дикой форме, ученые не до конца поняли, зачем надо так много, и сделали минимум - порядка 300, то есть они оптимизировали. В принципе, есть возможность оптимизации. В результате того, что эволюция идет очень медленными шажками, она далеко не оптимальна. А если мы понимаем все…
Д.И.: Это сильное выражение: если мы понимаем всё!
К.П.: Да, но мы этого не понимаем. Если бы мы понимали всё, мы могли бы оптимизировать такие искусственные конструкты. И когда эту бактерию завели, исследователи в геноме сделали электронные подписи своих е-мейлов и своих адресов, чтобы, не дай Бог, не перепутать эту бактерию с диким аналогом, который живет в природе.
Д.И.: Чтобы было к кому обращаться. И какова судьба этой прекрасной бактерии?
К.П.: Она живет себе в лаборатории.
Д.И.: Я себе представляю - худая, красивая, очень хорошо сконструированная, идеальная.К.П.: В нее еще вставили белок, который подкрашивает ее синим цветом, чтобы можно было легко отличать. Теперь они такие красивые, голубого цвета бактерии с е-мейлами всех авторов этого проекта.
А.К.: Фантастика!
<...>

2.
<...>
Б.Д.: Но я напомню, что Константин при этом говорил как раз не об этом, он говорил о медицине, о хорошей современной медицине, которая поддерживает слабых.
А.К.: Которая уже как минимум два поколения подтачивает наш генофонд….
Б.Д.: Поскольку ухудшать медицину никакого желания у нас нет, нам нужен способ, как компенсировать этот процесс ухудшения. А хороший способ для этого – как раз работа с геномом.
Д.И.: По-моему, зарядка по утрам – хороший способ, нет?
А.К.: Да, и обливание.
К.П.: Я полностью согласен по поводу зарядки и обливания. Но есть способы улучшить счастье человека совсем другими способами. Те усилия, которые тратятся на геномные модификации пока что не в человеке, но и уже и в человеке, в случае этой работы, которую мы на прошлой передаче обсуждали про митохондрии. Если, например, всем детям в мире сделать прививки от всех болезней – это будет эффект намного более сильный по увеличению человеческого счастья.
Д.И.: И уменьшению смертности.
К.П.: Да. Дилемма такая, что краткосрочные выгоды, то есть успехи медицины, например, как долго живет каждый человек, полностью не совпадают с долгосрочными, то есть эволюционными перспективами. Краткосрочно надо, чтобы все жили, все размножались, в том числе и те, у кого есть вредные мутации в геноме – хорошо бы дать им возможность размножиться, например, в результате ЭКО, трансплантации митохондрий или любых других процедур, которые будут открыты. А в долгосрочной перспективе это плохо. Потому что таким образом из нашего человеческого генофонда не удаляются вредные мутации, что является нормой для эволюции.
Б.Д.: С трансплантацией митохондрий ведь удаляются вредные мутации. Это же механизм обратного свойства, он, наоборот, улучшает?
Д.И.: Эволюционно вредные мутации удаляют иначе.
К.П.: Если мы полностью понимаем эффект вредной мутации, и мы его аккуратно лечим, тогда вы правы. Я боюсь, что не всегда мы понимаем такие вещи полностью.
Б.Д.: Это повод для того, чтобы доизучить и продолжить удалять. А не как не давать таким людям размножаться.
Д.И.: Удалять, удалять и еще раз удалять. Я поднимаю руку (в радиоэфире этого не видно) с предложением. Мы можем сейчас углубиться в эту тему, которая бесконечно интересна и провокативна, потому что она выводит нас на некоторую платформу, на которой договориться невозможно. У которой есть границы между договаривающимися, которые, в общем, невозможно перейти
А мне хотелось бы о другом поговорить. О том, что такое современная биология, как она видится из разных перспектив и почему мы про это хотели что-то узнать. Биология сейчас стала одной из самых важных наук, поставляющих образ будущего.
<...>
Д.И.: Так как же живет современный биолог в России?
К.П.: Его жизнь в принципе не отличается от жизни других ученых. Возможно, именно биология сейчас стала более модной во всем мире, в том числе и в России, и, возможно, выше концентрация каких-то программ, фондов, в которые можно пытаться писать заявки и получать или не получать свои гранты, стипендии. Возможно, эта доля сейчас увеличивается, однако, в общем и целом физики, химики, биологи, они все конкурируют за свои проекты, за возможность получения дополнительных грантов на одном и том же поле.
А.К.: Надо же, удивительно. Мне казалось, что как раз биология в этом смысле совершенно вне конкуренции, потому что там есть совершенно понятное прикладное значение. В отличие от физики. Вот астрофизик изучает звезду – иди объясни людям, которые дают гранты, зачем ты это делаешь.
К.П.: Прикладное значение – это очень сложно.
<...>
К.П.: На самом деле мы сейчас просто говорим так интересно. Я рассказываю то, что действительно прикладное и всех волнует. Но когда я пишу проект или любой грант, текст, у меня прикладное значение всегда высосано из пальца. Это очень сложно. Потому что я занимаюсь фундаментальной наукой, я сравниваю геномы. Например, я могу изучать всю свою жизнь зверька под названием голый землекоп, который живет в Африке, и его геном. Этот зверек живет почему-то 30 лет вместо 3-х положенных, его родственники – мыши – живут три года, а он – 30. И это фундаментальная задача.
<...>
К.П.: Сейчас один из проектов – я изучаю их геном, смотрю особенности его митохондриального генома.
Б.Д.: А еще какие есть проекты?
К.П.: Есть еще проект по изучению того, почему некоторые млекопитающие вымирают быстрее, чем другие. Есть разные виды млекопитающих: кто-то вымирает, кто-то не вымирает. Есть такой известный факт – крупные вымирают быстрее. Если есть слон, то вероятность того, что он вымрет как вид в ближайшие несколько тысяч лет, намного выше, чем вероятность вымирания как вида, например, мыши или крысы. Это эволюционно-экологическая наука была. Сейчас мы пытаемся смотреть на все то же качество геномов и думать, есть ли генетическая компонента. Может быть, вредных мутаций, накопленных у крупных организмов, у крупных зверей просто больше в силу каких-то законов. Либо они вреднее, и такое ощущение, что их и больше, и они вреднее. Возможно, что есть генетическая компонента вымирания. Мы это пытаемся сейчас изучать, я с уверенностью не могу сказать «да». Но есть факты, подтверждающие, что качество генома слона ниже, чем качество генома мышки. Очень сложно сравнивать такие понятия, потому что слон и мышь – совсем разные организмы. Им надо быть разными, потому что у них абсолютно разный образ жизни.
А.К.: Но вы сами неделю назад заявили, что мы такие же, как мыши. А теперь, оказывается, они разные.
К.П.: Мы такие же, как мыши, в плане сложности геномов, а когда мы пытаемся сравнивать количество вредных мутаций в геноме слона и мышки – это уже более тонкие и сложные детали.
<...>

Там еще много букв и среди них про деньги и про школьную программу, но я не цитировал не по теме.