Не меньше искажений, впрочем, было и с русской стороны. Восприятие войны 1812 года до сих пор остается крайне идеологизированным. Действия отдельных командиров воспринимаются сквозь призму их последующей судьбы. Так, "оппозиционные" Раевский или Ермолов привлекают непропорционально много внимания. А в случае с Александром Чернышевым, военным министром "мрачного николаевского царствования", все наоборот: его роль в событиях 1812-1814 годов обычно недооценивается. Точно так же Александр Бенкендорф редко упоминается среди "героев 1812 года", поскольку впоследствии он возглавил секретную полицию — пресловутое III Отделение. Однако главная вина за то, что мы недооцениваем собственные достижения, лежит на Льве Толстом. Ливен оговаривается, что требовать от писателя Толстого какой-то исторической объективности было бы нелепо — не для того он писал свой роман. Но так получилось, что именно его концепция, изложенная в "Войне и мире", задает массовое восприятие 1812 года. В основе этой концепции, в ее упрощенном виде, лежит невозможность управления историческим процессом: у Толстого Наполеон и Александр полагают, что могут чем-то управлять, и потому нелепы в своей самонадеянности. Мудрость же Кутузова как раз и состоит в понимании им собственной неспособности руководить ходом событий и готовности плыть по течению истории. Генерал Вейротер своей знаменитой диспозицией "Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert..." выражает тщетность научного управления и является едва ли не главным виновником поражения при Аустерлице.

Ливен рисует прямо противоположную картину