У каждого человека наверняка есть своя имманентная картина мира. У художника Сергея Римашевского эта картина — утлая и трогательная, тонущая в дымке игрушечная terra promissa, земля обетованная, куда можно сбежать в кукольном плаще и детских ботинках. Шагать по ее зыбкой тверди в колпаке пилигрима, под бой барабанных палочек, делая привалы в вертоградах с райскими птицами, и смотреть на зрителя лучистыми глазами ребенка.
Ностальгия по утраченному раю? Скорее, сказка о потерянном времени. Где дети и взрослые не то чтобы поменялись ролями, а — растворились друг в друге.
Строго говоря, взрослых в мире Римашевского нет (почти нет, но ведь исключения лишь подтверждают правило). Это страна детей. Вернее, даже планета — пространственная периферия на картинах визуально читается как граница между вспышкой бытия и космической необжитой тьмой, ничего не обещающей в перспективе. Маленькая планета-сквот, заселенная маленькими обитателями, накрытая сферической крышкой с нарисованным небом… Можно смотреть, нельзя войти, как в театре. Рамки картины — портальное отверстие для зрительного зала. Камерный мир, освещенный рампой: представление дают дети, сцены из пасторальной, библейской и другой взрослой жизни.
Понарошку, значит.
Понарошку-то понарошку. Но всё ведь как по-настоящему.
Вот трапеза в темном лесу: яблоки доставлены из Эдемского сада, а световоздушная среда импортирована из Голландии — поторопись к столу, одного тебя ждут. Вот тернии — гнездилище святого духа, выводящего птенцов своих прямо на челах троицы. Вот обоюдоострая чаша, сохраняющая равновесие алчущих живой воды. Вот селено-поклонники преступно нарушают копирайт идола и под покровом ночи выносят пиратскую копию луны. А вот завтрак на траве, под сенью полуденных крон, под звон отдаленного бега реки, под птичий щебет. Сиеста.
Дети понарошку играют во взрослую жизнь. Или наоборот? Взрослые из самых последних и лучших своих сил играют в детей? Стоит ли гадать… Лица так светлы, чисты и прозрачны, что кажется, источают нектар, струят эфир, мироточат и благоухают. Осталось только проникнуть в тайну их безмятежных улыбок — и, может быть, мы сумеем не только смотреть на этот раёк, но и войти в него, уменьшившись в размерах до кукольного плаща, и полететь верхом на волшебной птице, на крыльях ночи, выше колизеев и вавилонских башен.

И.Батакова