Приснилась Шморгену девка, какой хочется посвятиться. Повесил на торце дома ящик почтовый высоко-высоко, чтоб письма лирические получать, взобравшись на лестницу. И сам пишет. Вдруг ответит?! Вдруг и ответила не по-детски: тоже люблю! Переписываются и тайком во сне встречаются. Водки пьют, умные речи кокетничают. Один раз на трезвую голову сорина в глаз стукнула: больно деловито она оголяется. Так привычно кеды стоптанные сбрасывают и у телека бухаются. В другой сон тягостно ныла пилой недовольной. В третий раз вовремя проснулся, увидев перекос личика в капризе злобном. Черт подери! Теперь хоть спать не ложись!!!

Купил Фомич телевизор. Только включил, мать! Коэра показывает!!! А тот стоит и пальцем, как плакатный красноармеец тычет: "Ты сегодня сильно рекламу любишь - или не очень? Вон Шморген - с какого боку не заходи – интеллигентный творец. Разве будет он водку жрать или матом орать? Не верю. Потому вопрос не пальцем об асфальт, а тремя буквами".
Только и выдохнул Фомич: "Ой!", и экран протер. А чего разволновался, не понятно. Может, человек в попы готовится. Для тренировки не верит и глазам своим. Элементарно!

Выгнал сосед кота. Тот в одни двери – сапог встречает, в другие – метла с тряпкой. Помыкался, помыкался и на ус намотал. Где ласкают, туда мурчать; где подкармливают – пескаря жевать. Даже нашел в многоподъездье самую подходящую дверь для клозета! Туда тюбик сосредоточенный изображать.
Идет молва, будто тонкая душевная организация сказывается на выборе места срального. На деле ж проще: не любой порог духом пирог. Мужик с бритвой сказал. А, как известно, у кого бритва тот и Оккам.

Иду домой по улице.

Впереди идет, а вернее, проста пачтишто ползет в жопу пьяный скинхэд. Иму очень трудно. Каждый шаг даетца с ахуенным трудом. Он страдает...

Навстречу иму тащщитца в такой же хлам пьяный крендель... - и тоже скинхэд!

Они подымают глоза друк на друшку. Радостно вскрикивают: "Слава России!..." и обнявшысь валятца на тротуар.

Силы оставляют героев. Они затихают.

КОНЕЦ ФИЛЬМА

Фау забирается на стол и, искоса бросив взгляд на Фомича, тотчас смыкает веки. Обвязывает бедра полупрозрачной тканью и звенит колечками в носу. Надушившись, потрясает чреслами, как ветер трубчатыми банановыми листьями. Танцует, как умеет, и поет, как может. Фомич не шелохнется.
Тогда Фау, потрясая кистями, демонстрирует подмышки с той улыбкой, с которой медведь на ухо наступает. Понуждает трястись пояс в так воображаемым бубнам. Поглаживает места, где полагается быть персям. На голову сажает священную ворону, потому что паттагуту не нашел. Всеравно лицо Фомича не умнее луны. Сидит недвижим, как Фудзияма, всем Буддам на зависть. Еще бы, не каждый день химики такие номера откалывают!
Замер Фау, губы вперед-назад, вперед-назад – думает. Эврика! Начал рассказывать, как недавно проводил время в лаборатории и стыдливо остановился. Вновь загорелся и смутился, отводя взгляд.
Хлопнул Фомич по лбу звонко: "А! Стыдливая скромность – один из тридцати двух способов соблазнения!!! История о блудливых дочерях Мары" Ша-ра-ды играют. А вы чего подумали?

Как сказал поэт "Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей".
Или бир(бер?)уши вспомогают?

Это ассоциативно навеяло. Раньше очень любила Даниила Хармса. Да и сейчас тоже.

Любимое, давнее

Хорошо, что на Земле живут такие люди. Душа проваливалась в подготовленную форму для мыслей и уюта.

Вот скоро час, как я над городом кружуся,
Любовь и жизнь моя висят на волоске.
Прощай, коварная изменщица-Маруся!
Я самолет свой вот-вот пущу в пике.

Ты где-то там внизу в своем микрорайоне
Очередной с другим затеяла роман.
Душа, как и мотор, реве, реве и стогне...
Я жду, когда густой рассеется туман.

И я смеюсь, я хохочу, роняя слезы,
А под крылом дождем рыдает май,
И с бледных губ моих слетают не угрозы,
А только лишь твое жестокое "Good Bye!"

И вот она земля, дома все ближе-ближе!
Вот и окно твое с геранями в горшке...
Еще чуть-чуть, еще на метр, полметра ниже -
И вместе мы с тобой закружимся в пике!

И я смеюсь, я хохочу, роняя слезы,
А под крылом дождем рыдает май,
И с бледных губ моих слетают не угрозы,
А только лишь твое жестокое "Good Bye!"

И вдруг почти, почти у самого карниза
Мне будто голос свыше вдарил по руке:
"Тебе ж стальные крылья вверила Отчизна!"
И с чувством гордости я вышел из пике.

И я смеюсь, я хохочу, роняя слезы,
Из-под крыла мне улыбнулся май,
И с бледных губ моих слетают не угрозы,
А только лишь твое жестокое "Good Bye!"

Раз уж тут о Хармсе. То не буду флудить.

Однажды по дорожке
Я шел к себе домой.
Смотрю и вижу: кошки
Сидят ко мне спиной.

Я крикнул:- Эй, вы, кошки!
Пойдемте-ка со мной,
Пойдемте по дорожке,
Пойдемте-ка домой.

Скорей пойдемте, кошки,
А я вам на обед
Из лука и картошки
Устрою винегрет.

- Ах, нет!- сказали кошки.-
Останемся мы тут!
Уселись на дорожке
И дальше не идут.

Хармс.

После сказанных выше слов
О разнообразных видах котов
Вы в состоянье хотя бы чуть-чуть
Понять непростую кошачью суть.
Познали ваши сердца и умы,
Что эти звери совсем как мы,
Совсем как люди, а потому
Обо всех не судят по одному,
Ибо кто-то хороший, а кто-то плохой,
Кто-то добрый, а кто-то злой,
Кто дарит радость, кто сеет страх
(Все это я изложил в стихах).
Короче, их жизнь вам почти ясна
И что-то известно про имена,
Повадки, мудрость и суету, -
Но:
Как вы обратитесь к коту?

Чтоб упростить непростой вопрос,
Подскажу вам: КОТ ЭТО НЕ ПЕС.

Псы делают вид, что нрав их крут,
Но скорее облают, чем куснут.
И, против истины не греша,
Я открою вам: пес - простая душа.
(Всякий пес, но только не пек,
Который в доме сидит весь век).
Обыкновенный уличный пес,
Как правило, не задирает нос
И ни на кого не глядит свысока,
А напротив, склонен валять дурака.
И проще простого его обмануть -
Стоит под мордой его щекотнуть,
Взять за лапу, хребет поершить,
И он запрыгает во всю прыть.
Беспечный простак, он уже готов
Примчаться на первый посвист и зов.

И снова напомнить настал черед:
Пес - это пес, а КОТ - ЭТО КОТ.

Умники присоветуют вам
Ждать, чтобы кот вас заметил сам.
На деле же правила таковы:
Первым должны поклониться вы
(С почтеньем - в отличие от собак,
Он панибратства лютейший враг).
Я шляпу всегда сниму наперед
И с поклоном приветствую: МЯУ КОТ!
Но если этот кот - мой сосед,
И на протяжении многих лет
Он нет-нет да ко мне завернет,
Я говорю ему: УПСА КОТ!
Вообще-то, зовут его Джон Базз-Джон,
Но нам пока далеко до имен.
И чтоб он не был надменно упрям,
И чтоб мы с ним перешли к именам
Как испытанные друзья, -
Блюдечко сливок поставлю я.
Может сойти и другой пустячок -
Икра или страсбургский пирог,
Рябчик или, допустим, лосось -
Лишь бы по вкусу ему пришлось.
(Я знаю кота из далеких мест,
Он, кроме трески, ничего не ест,
А наевшись, облизывается в тоске,
Ибо все мысли его о треске.)
Итак, вы сообразили, что кот
Подобных знаков вниманья ждет,
И что исполнится ваша мечта
ПО ИМЕНИ называть кота.

Теперь, пожалуй, я вас сочту
Подготовленным ОБРАТИТЬСЯ К КОТУ.

Элиот.

Смеющимся над детской верой
Сполна воздается той же мерой.

Кто в детях пробудил сомненья,
Да будет сам добычей тленья.

Кто веру детскую щадит,
Дыханье смерти победит.

Игрушкам детства - свой черед,
А зрелый опыт - поздний плод.

Лукавый спрашивать горазд,
А сам ответа вам не даст.

Отвечая на сомненье,
Сам теряешь разуменье.

Прогуливаясь по зимнему лесу, вижу ребенка, что катится с пригорка в мою сторону. Неуклюже заваливается на спину, по-цыплячьи задрав ноги, и в негодовании кричит: "Дур-рацкие лыжи!" Смеясь, помогаю подняться. Слово за слово и по негласной традиции взрослых интересуюсь, кем мальчик желает стать. Реакция мгновенна: "Моряком! – И огорошивает – А ты?"