...Я заявила азбуку. У Вас другой алфавит? Вы руководствуетесь другими признаками?...

Я уважаю точность соблюдения алгоритма реализации заявленных намерений.

...Я готова обнародовать методику хоть примерной, прикидочной методики отличия исследования от вздора. Хотела бы я знать, кто и где готов меня слышать...

Очевидно, позиция докладчика изменилась. Ладно.

По Вашим пунктам.

Как лично я представляю особенности научных исторических исследований.

Допустим, исходным пространством «наблюдений» в этих исследованиях являются исключительно архивные источники вербальной информации, которые уже не требуют последующих существенных (изменяющих суть) корректировок, связанных, положим, с возможными ошибками перевода (интерпретации) неких оригиналов, либо последующим «вбросом» новой порции фактов, полученных каким-либо восстановлением содержания их истлевших «страниц». Даже если последнее и происходит, будем считать, что подобные факты немедленно становятся известными всему сообществу исследователей, заинтересованных в получении этой информации. Множество последних будем считать квалифицированным и, в научном смысле, этически безупречным. Конечно, это не так, но об этом ниже.

Допустим, мы рассматриваем ситуацию, когда каждый из «наблюдателей» имеет неограниченный доступ к этим источникам, все они достаточно «наблюдательны», и не допускают выпадения из поля зрения ни одного факта, заслуживающего внимания учёного. Если это не так, тем хуже для исторической науки. В таком случае, субъективность «избранных» учёных и неизбежное давление политиков на обнародуемые исторические «исследования» придают им ещё большую ничтожность, в смысле достоверности, нежели та, которая видится мне на основании нижеприведённых доводов.

Кроме того, допустим, что целью научного анализа подобного рода «наблюдений» является восстановление последовательности и содержания некой цепочки событий, произошедших за определённый период времени (пусть достаточно малый) с непосредственным участием некой исторической личности. Я специально выбрал, как мне кажется, простейшую из всех ситуаций, подлежащих научному историческому исследованию. Если это не так, надеюсь, подобное предположение не окажет существенного влияния на конечные выводы моих рассуждений.

Во-первых, важным отличием подобного рода «наблюдений», если их сопоставить с наблюдениями естественных наук, является то, что они априори интерсубъективны. То есть, любой «наблюдатель» – объективно и несомненно – в процессе проведения «эксперимента» (доступа ко всему множеству источников, содержащих нужную информацию) получит одну и ту же совокупность «наблюдений», подлежащих интерпретации. Это плюс исторических «наблюдений». Опять же, отклонения от этого предположения более, чем вероятны, но они только увеличивают пессимистичность моих выводов.

Все эти «наблюдения» несомненно являются «косвенными», если им противопоставлять в качестве единственной альтернативы непосредственные наблюдения, состоящие в живом наблюдении за событиями, происходящими с «наблюдаемой» исторической личностью. И это качество, безусловно, вносит значительную неопределённость в процедуру оценки достоверности такого рода «наблюдений».

Однако наиболее существенная неопределённость этого параметра, с моей точки зрения, обусловлена пресловутым человеческим фактором.

Мало того, что одни и те же события в исторических источниках могут быть представлены совершенно в полярном изложении, в том, или ином, смысле. Имея возможность наблюдать в настоящее время, каким немыслимо антагонистическим образом преподносятся современными «летописцами» буквально текущие события, наивно полагать, что раньше дело обстояло иным образом. Наверняка, в любой правящей элите любого государства существовали противоборствующие группировки и они имели возможность документировать происходящее, как им это представлялось наиболее выгодным, с точки зрения достижения будущих собственных целей в случае предполагаемого доминирования в политической жизни. А уж что происходило с архивами поверженных политических противников в процессе непрерывной чехарды... таки можно себе представить.

Таким образом накапливалась масса исторических документов, в значительной степени противоречащих друг другу, и в настоящее время на их основе, допустим, неким гипотетически добросовестным учёным предлагается произвести «независимый» анализ цепочки событий, произошедших за определённый период времени с той самой, упомянутой выше, исторической личностью. Можно, конечно, предположить, что нам несказанно повезло, и на прилавки вывалили исключительно правдивые изложения событий, никоим образом неподвластные текущей господствующей политической воле... Однако достаточно посмотреть, что творится с историей украинского «голодомора» или советской «оккупации» Прибалтики, чтобы разом протрезветь и посмотреть на исторические исследования совершенно иными глазами.

Смею предположить, что от этого очевидного факта невозможно избавиться принципиально. Тогда каким образом, колупаясь в куче источников с полярным изложением фактов, сопутствующих одному и тому же событию, даже АБСОЛЮТНО независимый исследователь может составить сколь-нибудь достоверное описание давно минувших событий ? Как мы сможем опознать его, замечу, СУБЪЕКТИВНУЮ оценку (которая может отличаться даже среди таких же «честных» учёных), среди сонма прочих, выложивших иные сображения, но вовсе не таких этически чистых, нежели наши «идеальные» наблюдатели ? А если будет прямая государственная «заказуха», дело о «чистоте» выводов историков-учёных становится и вовсе запутанным. Добъёт же, полудохлого оптимиста – в плане надежды на существование каких-то достоверных исторических исследований, мне кажется, снятие с моих рассуждений тех ограничений, которые я ввёл выше для обеспечения относительной их независимости и добросовестности.

Какое же значение может иметь соблюдение Ваших, Райан, пунктов, в свете вышеизложенного ? Да никакое. Извините, если я Вас обидел.